Ночуют в снегу. С дерева или прямо с лёта падают в сугроб, пройдут немного под настом, притаятся и спят. В пургу и мороз сутками не вылезают из-под снега. Там ветра нет и теплее градусов на десять, чем на поверхности. Если после оттепели ударит сильный мороз и ледяная корка покроет снег над птицами, бывает, гибнут они, не сумев пробиться на волю. Охотники умеют собирать таких замёрзших птиц.

А весной — снова тока. Там, где тетерева токуют недалеко от глухарей, бывает, появляют­ся их помеси (называют их межняками). Гибри­ды похожи больше на глухарей, не всякий и отличит, но токовать прилетают к тетеревам. Межняки сильнее тетеревов и токуют азартнее. Голос, однако, немного напоминает глухариный. Всех тетеревов с токовища разгонят, «чёртом» кидаясь на каждого петуха, которого увидят. Прежде думали, что эти помеси между тетере­вами и глухарями, как и все межвидовые гибри­ды, бесплодны. Оказалось, что нет: и с тетёр­ками, и с глухарками дают потомство. Лучше, чем глухари, приживаются они в современных поредевших лесах Европы. Поэтому и расселяют их там, где хотят снова развести глухарей.

Мало осталось в Европе глухарей. В Германии, например, немногим более 60 тыс. На севере Европейской России в кон­це прошлого века добывали ежегодно 65 тыс. глухарей, теперь ежегодная добыча сос­тавляет лишь несколько тысяч (по официальным подсчётам; на самом деле, учитывая браконьер­ство, значительно больше).

В Пиренейских горах ещё не всех глухарей перебили. Кое-где уцелели они и в Альпах, Кар­патах, на Балканах, в Скандинавии, а на восто­ке живут глухари по таёжным лесам до Забай­калья и Лены. За рекой Нижняя Тунгуска и до Камчатки и Сахалина — ареал другого глухаря, каменного. Он поменьше обыкновенного глухаря (описанного выше), не с белым, а с чёрным клювом. Не глохнет, как наш, когда поёт, лишь немного хуже слышит.

ТЕТЕРЕВА. Весна, апрель, и тетерева то­куют. Много тетеревов на одном токовище -десяток, два, а может быть, и больше. Одни самозабвенно бормочут, пригнув шеи к земле и распустив хвосты. Другие выкрикивают «чу-фыы», подпрыгивая и хлопая крыльями. Иные, сойдясь во встречных прыжках, сшибаются гру­дью. Набухшие кровью брови алеют на чёрных птичьих головах, белые подхвостья сверкают в косых лучах восходящего солнца. В общем ток в разгаре.

Затемно слетаются тетерева со всей округи на уединённые луговины, лесные болота, тихие по­ляны. Солнце взойдёт, а они ещё поют и поют свои серенады пернатым дамам. Повздорят, ко­нечно, и подерутся.

А где же те, ради кого затеяны эти игрища? Где тетёрки? Среди петухов их не видно. Они недалеко, но и не рядом. Бурые, неяркие, непри­метные на фоне блёклых красок луга, не спеша прохаживаются метрах в тридцати от крайних тетеревов. Постоят, опять лениво пойдут. Скром­но и будто бы равнодушно гуляют по краю токовища. Клюют что-то на земле. Это поощ­рение певцам — вроде наших аплодисментов. Заметив поклёв-аплодисмент, тетерева токуют азартнее.