менее шести уровней постепенного уменьшения клюва. «Видя такую постепенность, можно в самом деле предположить, что один вид был взят при­родой и видоизменён для различных целей», — писал он.

На борт корабля Дарвин ступил, нисколько не сомневаясь в вечности и неизменности видов. Сходя на берег при возвращении на родину, он уже был глубоко убеждён в том, что виды могут изменяться, порождать другие виды.

Путешествие подсказало Дарвину и правиль­ный ответ на вопрос о происхождении коралло­вых рифов (о том, как они образуются, расска­зано в статье «Кораллы»).

Путешествие на «Бигле» оказалось последней дальней поездкой Дарвина. Серьёзная болезнь навсегда лишила учёного возможности покидать Великобританию. В 1842 г. Дарвин купил не­большое имение в деревне Даун, в шестнадцати милях от Лондона, и прожил там вместе с семьёй до конца своих дней.

Дарвин так и не получил полного биологиче­ского образования. Чтобы восполнить этот про­бел с помощью самообразования, он взялся за написание двухтомного труда об усоногих рач­ках, на который потратил 8 лет жизни. Дети учёного настолько привыкли к ежедневной рабо­те отца с усоногими раками, что спрашивали детей одного из гостей Дарвина: «А когда ваш папа занимается усоногими рачками?» Извест­ный романист Бульвер-Литтон в одном из своих произведений высмеял Дарвина, изобразив его под именем профессора Лонга, написавшего двух­томное сочинение чудовищного объёма о ракуш­ках.

Дарвин вернулся из путешествия на «Бигле» убеждённым сторонником изменчивости видов. Но как объяснить изумительную приспособлен­ность организмов к их образу жизни? Дарвина не устраивал механизм изменчивости, предложен­ный Ламарком (см. ст. «Жан Батист Ламарк»). И, не видя такого механизма, он считал почти бесполезным «нагромождать косвенные свиде­тельства в пользу изменчивости видов».

Дарвин стал раздумывать над вопросом: ка­ков механизм изменения животных и растений, «приручённых» человеком? Он скоро понял, что ключ к пониманию этого — в искусственном отборе. Человек отбирает лучшие породы. Но кто бы мог производить такой отбор в природе? Это оставалось для Дарвина загадкой.

И вот в 1838 г. он «ради развлечения» прочёл труд экономиста Томаса Мальтуса «О народона­селении». Согласно Мальтусу, человек (как и всё живое — растения и животные) по своей природе склонен к безграничному размножению. Рост средств к существованию не может за ним поспеть. Естественные следствия этого — нищета, голод, болезни.

Дарвин был сразу поражён мыслью о том, что такой закон должен действовать для всех живых

116

существ. Он приводил такой пример: даже пара слонов, которые размножаются медленнее ос­тальных животных, за 750 лет могла бы дать потомство в 19 млн. особей. Выживают, конечно, не все потомки, а только самые приспособлен­ные. При этих условиях полезные изменения будут закрепляться, а вредные — уничтожаться. Позднее Дарвин писал даже, что его теория — «это учение Мальтуса, распространённое на оба царства — животных и растений».